Православный приход Петро-Павловского собора г.Симферополя Республики Крым - Из беседы с Митрополитом Лазарем
Выделенная опечатка:
Сообщить Отмена
Закрыть
Наверх

Из беседы с Митрополитом Лазарем

Эту часть нашего очерка мы не будем называть интервью потому, что здесь не было ни корреспондента, ни заранее приготовленных вопросов. Солнце клонилось к закату, и казалось, что это самое подходящее время для беседы — телефон утомленно молчал, удалось плотно закрыть от постороннего шума дверь кабинета, в тиши которого совсем по-домашнему нас ждал его хозяин. Правда, эта иллюзия спокойствия длилась очень недолго: где-то в дальнем приходе срочно ждут его решения — и вот уже "проснулся" телефон; нужно решить некоторые вопросы по строительству кафедрального Александра-Невского собора — Владыка, как настоящий прораб, дает указания рабочим, советуется с архитекторами. Но наступает временное затишье, и мы включаем диктофон...

 

 Духовное становление личности и первые опыты религиозной жизни у Вас пришлись на детские годы. Чем запомнились они Вам?

Митрополит Лазарь: Всегда стремился в свой сельский храмик, чтобы побывать там на службе, поставить свечечку на подсвечник и смотреть, как она будет гореть: долго или сгорит быстрее, чем у других, — ведь был все-таки ребенком. И пусть школьные учителя пытались меня не пускать в церковь, но моя милая мама, дай Бог ей здоровья, всегда  меня защищала.

Нравилось петь на клиросе, особенно когда был уже семинаристом. Помню как сейчас: зима, все занесено снежными сугробами, а я под Рождество Христово сквозь веси и  горы пробираюсь к нашему деревенскому маленькому храму, чтобы там исполнить свое послушание чтеца.

Будучи школьником, всегда ждал светлых пасхальных дней. Какая это была для нас, детей военного времени, радость — петь вместе со всеми праздничный тропарь: "Христос воскресе из мертвых...!"

Мы, мальчишки, набирали полные карманы крашенок и взбирались по лестнице на колокольню — есть обычай в эти высокоторжественные дни дозволять звонить в колокола всем желающим. И вот лезешь по лестничке, а крашенки уже почти все раздавил, они текут, а тут еще, перелезая через забор, порвал новый пиджак, который справила мне мама к Пасхе... В общем, мы были обычными детьми, со своими неизменными шалостями.

А Вербное воскресенье! Как мы ждали его: наступал вечер, начиналось Всенощное бдение, в храме раздавали веточки вербы. Тех же ребят, которые службу проспали, шутя легонько "побивали" ветками, приговаривая: "Верба б'е, не я — за тиждень, Великдень...".

Однако скажу, что я Бога благодарю за то, что родители были глубоко верующие люди и сызмалу привили мне любовь к Господу и Святой Матери Церкви.

 

 Кто были Ваши родители?

Простые селяне. У мамы, Дарьи Михайловны, нас было пятеро. Всю свою молодость она отдала нашему воспитанию и ведению домашнего хозяйства. Кормильцем в семье был отец — Филипп Алексеевич. А еще он был, я бы сказал, народным самородком — прекрасным скрипачом-самоучкой (в детстве, когда денег на учебу музыке у его родителей не было, он отрезал шматочек сала и бегал к учителю).

На областных конкурсах художественной самодеятельности он занимал призовые места. Тогда победителям было принято дарить книги, и наша сельская библиотека благодаря ему очень часто пополняла свои фонды. А когда он исполнял польку "Смех", так никто от него удержаться не мог.

Папа умер в 1963 году, и я с тех пор так и не слышал этой мелодии. А маменька и ныне здравствует, и хотя ей 95 лет, она сама ведет хозяйство, смотрит за большим садом у дома и никуда уезжать из родной деревни не желает.

 

Вы жили неподалеку от Почаевской Лавры, и, когда Вам было пятнадцать лет, именно мама, по Вашему истовому желанию служить Богу и Церкви, привела туда своего сына. Не тяжело ли было родителям расстаться с сыном?

Конечно, для них такой шаг был непростым. Да и отец понимал, что уходит помощник в нелегкой крестьянской жизни.

Но мама поддержала меня, сказав: "Я дала To6i, синку, все що могла. Раз ти так хочеш, йди в обитель, там тебя плохому не научат".

На первых порах исполнял в монастыре разные послушания: забор смолой красил, пономарил в скиту. Чуть позже наместник обители, архимандрит Севастиан, привел меня к духовнику скита (ныне здравствующему о. Богдану) и сказал, как затем оказалось, прозорливо: "Учи его церковно-славянской грамоте. Это будущий архиерей". Так начались мои монастырские будни и праздники. Довелось и скот пасти, косить клевер, и рожь молотить, сеять — словом, делать все то, на что благословляло священноначалие.

 

Сейчас семинаристов в армию не берут, но раньше было не так. После первого курса Духовной семинарии Вы были призваны в ряды Советской Армии, где как будущий священник претерпели немало испытаний. Что помогло Вам при этом?

Прежде всего, Милость Божия, молитва, которую я всегда старался сотворить — и, ложась спать, и утром.

Да, конечно, искушений в армии было много. Ведь нас трое ушло из семинарии, а вернулся я один — двое поддались нажиму властей, командования и через статью в газете отреклись от духовной жизни, продолжения учебы в семинарии. Меня тоже пытались соответствующим образом "обработать": направили в отделение, где были ребята из различных вузов, интеллигенция — для того, чтобы они меня "перевоспитали", но мы все очень подружились, а подаренная на память фотокарточка одного из них, с благодарственной надписью:" Спасибо тебе, Ростислав (мирское имя Митрополита Лазаря), за то, что ты помог мне стать верующим человеком" — до сих пор хранится в моем домашнем фотоальбоме.

Хотя, конечно, все было: я служил в Подмосковье, в Ногинске, и мечтал попасть в близлежащую нашу великую православную святыню — Свято-Троице-Сергиеву Лавру, но меня ни разу командование туда не пустило, специально не давали отпуск, не разрешили учиться в шоферской школе: "Придешь, когда перевоспитаешся". По увольнении в запас, чтобы я не вернулся в семинарию, а ехал домой, не отдавали мне моего паспорта. Но Господь меня сподобил терпеливо перенести все это и вернуться в семинарию.

Много было разнообразных переживаний и трудностей, но ведь они, я бы сказал, украшают жизнь человеческую, ибо во всех этих неурядицах, из которых складывается наше бытие, несомненно есть благословение Божие.

 

 Владыко! В одном из своих недавних интервью Вы сказали, что считаете своим духовным наставником приснопоминаемого Митрополита Бориса (Вик). Что Вы, как священнослужитель, а ныне как архипастырь, взяли в пример от него?

Это был удивительной, прежде всего духовной жизни человек. Когда он служил Божественную Литургию, то почти всегда его глаза источали слезы истинного смирения и покаяния. Будучи семинаристом, я был взят сначала пономарем его домового архиерейского храма, а затем получил и послушание келейником владыки.

Митрополит Борис был очень болезненным человеком, он тяжко страдал от сердечных приступов, и много бессонных ночей мы провели с будущим заместителем Отдела Внешних Церковных Сношений у больничной кровати нашего дорогого архиерея, тяжелый недуг которого, однако, не сломил в нем крепости духовной. Ему я обязан своим образованием — именно он благословил меня после завершения обучения в Одесской Духовной семинарии продолжить обучение в Духовной Академии.

 

Видя Вашу нагрузку, которую вернее было бы назвать "перегрузкой", хотелось бы спросить; каким образом Вы проводите свой досуг?

Проблема досуга для меня не существует по причине практически полного отсутствия такового. Ну, а если выпадает свободная минута, я люблю совершать пешие прогулки. Люблю с семинарских лет читать святоотеческую литературу. Из классики отечественной предпочитаю Пушкина, Чехова, Державина:

Лишь мысль к Тебе взнестись дерзает,

В Твоем величьи исчезает...

Ты был, Ты есть, Ты будешь век!...

 

После Вашего 14-летнего пребывания в Латинской Америке в качестве Патриаршего Экзарха и Архиепископа Аргентинского там во многом "потеплело "отношение к нашей Православной Церкви.

Вам удалось возвести памятники нашему святому равноапостольному князю Владимиру, переименовать в его честь столичные улицы, даже в годы пиночетовской диктатуры, когда в Чили было категорически запрещено православное храмостроение, при Вашем руководстве тем не менее появляется православный собор. Как и благодаря чему все это происходило?

Благодаря Милости Божией, ибо будем помнить слова Спасителя, обращенные к нам и сегодня: "Без меня не можете творить ничесоже". Но, конечно, не даром у нас в народе говорят: "На Бога надейся, а сам не плошай". Приходилось много и кропотливо трудиться, изучать язык, особенности жизни в этой стране. Ведь основная честь прихожан  тамошних храмов — это наши соотечественники-эмигранты, покинувшие Родину в 20-е—50-е годы ушедшего столетия. Они собирались для общения в различных патриотических клубах, общения чисто светского, нецерковного.

Поэтому главной задачей нашей было, придя в эти клубы, возродить те зерна веры Христовой в их славянских душах и сердцах, которые они утратили в годы лихолетий. Слава Богу, это удавалось. Даже главный хор из 40 человек клуба  им. А.С. Пушкина стал архиерейским хором, который отныне поет на Богослужениях, сменив старый "клирос", состоявший из… 1 человека — 83-летней старушки по имени Матрена, которая раньше всю службу пела одна.

Слава Богу за все!

 

Ваше Высокопреосвященство, позвольте и такой вопрос задать: какие события Вашей жизни совершились по явному промыслу Божию?

Господь сохранил меня явно в авиационной катастрофе. Это Его перст. Когда я летел в Аргентину, то первая остановка должна была быть в Люксембурге. Вместо того чтобы приземлиться, самолет напоролся на водонапорную башню, снял шасси и сел на полянку в лесу — как бы "тарелочку". Впечатление было такое, что эта "тарелочка" была заранее подготовлена.

Когда меня взяли в госпиталь и проверили, то сказали: счастливый человек! А представитель Аэрофлота, который потом приходил, сказал: "Будет сейчас изучать наша наука, почему не взорвался в воздухе этот самолет с горящим хвостом".

Из всего багажа сохранилось две деревянные иконы Казанской Божией Матери, остальное полностью сгорело. А эти иконы сейчас у меня.

Когда самолет приземлился, дали команду: "Выходите!" Мы вышли, кто мог идти, — и тут как рванет самолет! Все вдребезги!

Еще в самолете, когда была команда пристегнуться, я хотел трижды пристегнуть ремни — но не пристегнул. Во время удара самолета о землю меня перебросило через одно сиденье, спиной ударился о стенку — и все, а те, кто пристегнулись, повредили тазобедренную часть тела, и многие погибли при взрыве, не успев выйти.     

 Вот такой был случай. Это спасение - только милость  Божия! Только!!! Действительно, перст Божий спас меня в  эту минуту для моего же, наверное, покаяния.

Было много и других промыслительных событий, но, думаю, говорить о них не стоит. Я рассказал о самом ярком,  самом очевидном.

 

Уже восемнадцатый год Вы возглавляете Симферопольскую и Крымскую епархию. Чем для вас стал этот Богоспасаемый полуостров?

Тот, кто попадает на эту поистине благословенную землю, не может не прочувствовать ее Богоизбранности. Это не только наше теплое море, ласковое солнце, зелень горной листвы — прежде всего это тот пласт духовности, который сокрыт в самых недрах истории нашего края. Именно эта земля была освящена проповедью святого апостола Андрея Первозванного, здесь святые равноапостольные братья Кирилл и Мефодий начинали просвещать наш народ грамотой, и наконец, здесь, в Херсонесской купели, принимает таинство Святого Крещения святой князь Владимир. А сколько угодников Божиих просияло на Таврической земле за все последующее время. Те монастыри, которые некогда давали нашим предкам отраду духовную, — они пребывают здесь, ожидая, когда мы востребуем все это духовное богатство, и посему я бы хотел пожелать всем крымчанам, дабы мы не теряли и не расточали понапрасну то время, которое нам Богом отмерено для нашего земного праведного бытия, дабы всем нам сподобиться жизни вечной. И да поможет всем труждающимся на этой ниве духовной Господь!

 

Протоиерей Александр ЯКУШЕЧКИН


Назад к списку