Новости
- Настоятель Петропавловского собора Симферополя протоиерей Александр Якушечкин провёл совещание с руководителями направлений внебогослужебной деятельности храма
- 20 Ноябрь 2024
- Протоиерей Александр Якушечкин в Петропавловском соборе Симферополя провел встречу с руководителем ФАДН России
- 19 Ноябрь 2024
Объявления
- Молодежные встречи в нашем соборе!
- 13 Октябрь 2024
.JPG)
- Объявляется набор в детскую Воскресную школу при Петро-Павловском сборе
- 29 Сентябрь 2024
Почему новомученикам мало молятся?
Прошлый век явил невиданное число святых Церкви Русской. Новомучеников и исповедников в святцах больше, чем других святых, канонизированных Церковью за все остальные века христианства на Руси. И тем не менее люди недопустимо мало знают об этих подвижниках веры. Мало им молятся, мало изучают обстоятельства их подвига, мало интересуются ими как соотечественниками. Об этом в беседе с «Православной Москвой» рассуждает директор Мемориального центра «Бутово» Игорь Гарькавый.
– Игорь Владимирович, будущее православия во многом зависит от того, насколько современные православные христиане смогут стать наследниками новомучеников, изучат и освоят их духовный опыт. Означает ли это, в первую очередь, способность отдать жизнь за свои убеждения?
– Не только. Ведь эту способность мы видим и у представителей совершенно других религиозных традиций – например, у шахидов в исламе. Многие большевики были фанатиками, готовыми умирать за убеждения и убивать за них. Но как раз наследие новомучеников – не только сам факт мученической кончины, это и их духовная жизнь, в том числе, и до революции. Новомученики стали продолжателями делания Святой Руси. Той самой Святой Руси, которая была, если перефразировать стихотворение Максимилиана Волошина, «покрыта Русью грешной». Конечно, в своей духовной практике эти люди не просто копировали то, что было до революции. Революция сама по себе – национальная катастрофа, перечеркнувшая тысячелетний путь истории русской культуры, приведшая к гибели многих людей. Но одновременно она стала серьёзным вопросом: а всё ли мы правильно делали до 1917 года? В духовных письмах многие новомученики признавались: часть вины лежит на нас, на тех, кто руководил Церковью, занимался просветительской работой. Идеи, что какие-то враги захватили русскую землю, пришли и все разрушили, у них не было. Они прекрасно видели: происшедшее стало результатом трагических ошибок.
– Каких именно?
– У каждого была своя версия. Одни считали, что это церковный раскол XVII века, другие винили петровские реформы. Но было и нечто общее: все видели одну из основных предпосылок революционной трагедии в формализме Русской Церкви Синодального периода.
– Получается, церковный опыт новомучеников отличался как от опыта их предшественников, так и от их собственного – дореволюционного?
– Многие пытаются осуществить идею репринтного православия. Просто взять то, что было до 1917 года, и перенести в нашу сегодняшнюю жизнь. Разумеется, это нереально: наше общество сильно изменилось.
– Интересно, а в чем выражаются эти изменения? Общество стало другим за поколения господства коммунистической идеологии?
– Нового человека из пробирки коммунистам, конечно, вывести не удалось. Однако получилось в значительной степени деформировать тот тип человеческой личности, который доминировал до 1917 года, и создать людей, которые были приспособлены к новой идеологии.
– В чем же своеобразие духовного опыта новомучеников?
– Выстраивание жизни без поддержки государства – новый опыт для русского человека. При святом равноапостольном князе Владимире Церковь была частью государственной симфонии, восходившей к византийским идеалам деятельности во благо человеческой души. А в эпоху новомучеников были найдены такие формы, слова, молитвы, такие образцы жизненного пути, которые на Руси массово не встречались никогда. И поэтому этот опыт для нас гораздо ближе и во многом даже важнее того, что мы находим в житиях подвижников сравнительно недавнего XIX века.
– Игорь Владимирович, иногда опыт новомучеников сравнивают с подвигом христиан первых веков. Как в том, так и в другом случае мы имеем дело с массовыми гонениями, а казнь за веру осуществляется ежедневно. Правда, в первые века христианства было явлено множество чудес…
– Действительно, в репрессиях советской эпохи мы находим много схожего с массовым мученичеством за Христа. Однако на фоне общего сразу начинают проступать и различия, очень существенные. Римляне, бывшие гонители на Христа, не знали христианства, они воспринимали его как запрещённую религию, нечто секты. Казнили христиан они за нелояльность. Дело в том, что христиане не могли поддержать культ римского императора, они не могли принести императору жертву как Богу, и за это подвергались массовым гонениям. В ХХ веке ситуация стала совершенно иной. Все гонители Церкви, начиная от Карла Маркса и кончая Иосифом Сталиным, изучали христианство – Маркс как крещёный еврей, а Сталин в качестве семинариста. Ленин изучал в школе закон Божий, хотя, если мне не изменяет память, имел по нему удовлетворительную оценку. И поэтому гонители вели войну не только против христиан, но уже против христианства. То есть гонители хотели, во-первых, уничтожить христианство как таковое и вообще всякую религиозную жизнь и, во-вторых, они знали своего врага. В советское время целые научные институты изучали религию с точки зрения научного атеизма, чтобы бороться с ней успешнее.
– Получается, гонители хорошо знали, что именно они должны сделать для полного разрушения Церкви. Наверное, неслучайно над священнослужителями и мирянами не устраивали открытых судебных процессов?
– Человека арестовали, поместили в тюремную камеру. Что о нем известно? В лучшем случае другие сокамерники могли что-то рассказать о процессе расследования. Этот человек подвергался давлению, а иногда и пыткам, его подпись могла быть сфальсифицирована, что было совсем не редкостью в практике НКВД. В результате, когда этого человека приговаривали к расстрелу, последние дни его земной жизни и его мученический подвиг не были никому известны, кроме самих палачей. Ведь те, кто были рядом, тоже оказались в одной братской могиле.
– Отсюда, наверное, и разные принципы прославления святых?
– Как было в древности? Человека выводили, скажем, на арену амфитеатра, прилюдно подвергали мучительной казни, все видели, что он выдержал свои страдания до конца и не отрёкся – хотя были и те, кто отрекался, но не о них сейчас речь, – и этот человек сразу же прославлялся Церковью. На следующий после его мученичества воскресный день епископ произносил на Литургии его имя как святого. Записывались обстоятельства смерти, но это была не процедура канонизации, а просто запись хода событий, информация об этих людях. Их было так много, что если бы не записывали, неизбежно какие-то обстоятельства потерялись бы в общем потоке… Тем самым процедура канонизации фактически отсутствовала. Сам факт мученической кончины становился основанием для прославления ещё одного мученика. Ситуация советского гонения на Церковь была совершенно иной. Большевики прекрасно понимали: люди, которых они приговаривают к смертной казни, в глазах единоверцев станут мучениками… Сохранились даже инструкции, согласно которым места захоронения жертв политических репрессий строго-настрого засекречивались. Один из руководителей Западно-Сибирского управления НКВД в 1937 году на совещании передавал своим товарищам, ссылаясь на волю наркома Ежова, такую инструкцию: места захоронения расстрелянных держать в строжайшей тайне, не упоминать в документах, чтобы они не стали местами паломничества для церковников и всякой прочей недобитой белогвардейской сволочи. Они прекрасно всё понимали. Мы знаем, что на Бутовском полигоне лежат святые новомученики. Но мы, к сожалению, не можем сказать, в каком месте они лежат, потому что здесь все перемешано. Большевики понимали: никто уже не сможет эти мощи обрести и поместить в пространство храма, как это принято в традициях русского православия. Они сознательно уничтожали не только христиан, но и саму память о них. Кроме того, в римскую и в другие эпохи пострадавший мученик был окружён памятью о его подвигах. Эта память жила, она передавалась из поколения в поколение. А в советское время ситуация оказалась диаметрально противоположной. Ведь между моментом мученической кончины новомучеников и их прославлением образовалась огромная временная дистанция – больше семидесяти лет. И получается, что люди, которые знали этих исповедников веры, уже умерли.
– А разве они не могли почитать своих расстрелянных друзей и родственников как святых?
– Дело в том, что они ничего не знали о дальнейшей судьбе исповедников после их ареста. Когда родственники пытались узнать, им в лучшем случае сообщали, что этих людей увезли в лагерь на десять лет без права переписки. Как этот человек встретил свой смертный час, сохранил ли он верность Церкви или, может быть, где-то оступился, – этого никто не мог узнать. И только потом, спустя многие годы, когда, как правило, живых свидетелей подвига этого человека не оставалось, в архиве находили документы: приговоры, следственные дела.
– Зато теперь правда восторжествовала, многие пострадавшие прославлены в лике святых…
– Дело в том, что решения комиссии по канонизации того или иного человека в лике святых – только половина работы. Вот человека прославили, написали его имя на лике иконы, составили краткое житие, и что дальше? В древности этот мученик благодаря живой памяти свидетеля его подвига пользовался очень большим уважением, его действительно знали, ему молились. С новомучениками ситуация другая: к тому моменту, как имя священнослужителя было в архиве обнаружено, уже никто его не помнил. Где он жил, где служил?
– Но ведь есть и исключения! В прошлом году в декабрьском номере «ПМ» рассказывалось про священномученика Александра Цицеронова. О том, как его почитают в родном селе и даже построили храм.
– Такие исключения есть, но они редкие. Чаще люди помнят только то, что когда-то здесь жил священник, которого увезли. Информацию такого характера нам иногда удавалось находить, а вот живых духовных чад, которые рассказали бы нам, что это был за человек, как он жил и молился в 1930-е годы – нет. Встречаются люди, знавшие исповедников веры 1950-1960-х годов: то есть тех, кто пострадал, подвергался гонениям в хрущёвскую эпоху. К сожалению, такие свидетели тоже уже уходят из жизни. Что же получается? Имя новомученика упоминается в церковной молитве. Ему пропоют тропарь, а дальше ничего не двигается; нет молитвы, нет чудес, нет народного почитания.
– Что же делать?
– Необходимо внести в жизнь того или иного прихода особые элементы, связанные с прославлением подвига новомучеников. Для этого два года назад мы на Бутовском полигоне выступили с инициативой создания особого мемориального знака, который мы называем «скрижаль». Это, по сути, мемориальная доска с именами пострадавших. Она устанавливается у креста, как правило, снаружи храма около притвора. Ее задача – помочь сконцентрировать внимание как прихожан, так и приходящих туристов на том, что в этом храме служили новомученики, исповедники земли Русской.
– Замечательный проект! Как он развивается сегодня?
– Идея установки таких памятных знаков была поддержана святейшим Патриархом Руси Кириллом на Епархиальном собрании г. Москвы в 2013 году. Он благословил установку таких мемориальных знаков на московских храмах. Не могу сказать, что сейчас таких знаков много.
– Где-то уже они установлены?
– Первым храмом, где был установлен такой знак, стала Воздвиженская церковь в Алтуфьеве. Там можно посмотреть, как эта скрижаль выглядит. У нас есть типовой проект, который мы предлагаем всем, кто заинтересуется, но храмы, как правило, ищут свои собственные формы, и это очень хорошо. Идея общая, а реализация должна быть уникальной каждый раз, на мой взгляд. Пока таких крестов три. Будем надеяться, их станет намного больше.
Назад к списку